Пытаясь остановить мгновенье

Недавно в Воскресенске прошла фотовыставка Александра Сватикова — главного редактора издающегося в Тбилиси журнала «Русский клуб», с 1983 по 2017 гг. главного хранителя музея Смирновых. В нашем интервью автор фоторабот рассказал нам о своей разнообразной деятельности. 

– Расскажите, пожалуйста, о выставке, которая прошла в Воскресенске.

– За последние годы мне очень часто приходится выезжать за пределы Тбилиси, путешествовать по Грузии со своими друзьями и коллегами. Во время этих поездок я стал брать с собой фотоаппарат, потому что Грузия в последние годы стремительно меняется, и появилось ощущение того, что надо фиксировать эту природу, с которой никто не знает что будет завтра, памятники архитектуры, которые уже насчитывают не одно столетие. На этой фотовыставке как раз были представлены изображения храма Джвари, появившегося на стыке VI и VII веков. Именно этому месту посвящены строки Михаила Юрьевича Лермонтова: «Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры, был монастырь...». Кроме этого памятника запечатлены крепость Греми, собор Алаверди и многие другие, которые появлялись на протяжении XI-XVI веков. Стоит отметить, что для строительства памятников архитектуры Грузии выбирали удивительно точное место. Когда приближаешься к этим храмам, чувствуешь себя между небом и землёй. Особенно это чувствуется у Храма Святой Троицы, который расположен чуть выше селения Гергети на Военно-Грузинской дороге. Если проехать по территории Грузии можно увидеть, что это удивительно маленькая страна, но при этом необыкновенно разнообразная – есть у нас зоны, где преобладает полусубтропический климат, а на границе с Азербайджаном есть полупустынная зона. Есть высокогорные районы, великолепные равнины, Чёрное море, которое постоянно связывало страну с внешним миром.

С XV века устанавливаются дипломатические отношения Грузии с Россией. С каждым годом они становятся всё глубже и глубже. В XVII веке большая княжеская прослойка: дворяне и члены грузинского царского дома перебираются в Россию. Тогда особенно интенсивными становятся русско-грузинские взаимосвязи, без которых невозможно представить Грузию XIX века, когда она уже входит в состав Российской империи, а также Грузию XX века вплоть до развала Советского Союза. Сегодня грузинский народ ищет свой самостоятельный путь, сделана ставка на развитие туризма, популяризацию этой страны. Поэтому, когда мне предложили организовать выставку, я с удовольствием откликнулся. В прошлом году у меня была выставка в Москве, а до этого пользовавшаяся большим успехом у публики экспозиция в Санкт-Петербурге в музее Анны Ахматовой.

– Что передают Ваши жанровые сцены?

– В основном – жизнь в городе Тбилиси, в так называемых «италь-янских дворах». Сегодня пытаются отказаться от этого термина, всё чаще и чаще употребляют словосочетание «тбилисский двор». Это был микрокосм, в котором жили представители самых разных национальностей: курды, езиды, армяне, евреи, немцы (их тоже было очень много до того, как в 1941 году большую часть немецкой диаспоры отправили в Казахстан), русские, украинцы. По переписи населения 80-х годов в городе проживало около 80 представителей разных национальностей и народностей. Эта необыкновенная пестрота порождала удивительный тбилисский язык. Происходил синтез грузинского, армянского, попадались словечки на греческом, русском языке. Очень многие русские слова получали грузинскую огласовку и воспринимались как традиционные грузинские. После развала Советского Союза вдруг мы начали узнавать, что есть точное название у такой крупы, как гречиха.

Любопытная деталь, характерная для первой половины XIX века, – поскольку город расположен в ущелье, домики строились террасами на склонах гор, и многие русские писатели-путешественники, проезжая через город, писали о том, что можно обойти его так, что ни разу не ступишь на землю, путешествуя с одной крыши на другую, потому что плоская крыша домика служила двориком для вышестоящего. То есть это был город-ансамбль. Остались зарисовки, выполненные Лермонтовым, осталось великолепное описание города Пушкиным. В общем-то, в него невозможно было не влюбиться. Он был невероятно открытый, разноязыкий, разноголосый. По вечерам женщины с музыкальными восточными инструментами выходили на плоские крыши своих соседей и устраивали маленькие концерты: кто-то пел, кто-то танцевал, кто-то играл на восточных музыкальных инструментах, и весь город производил впечатление одного большого оркестра. Это было характерно для XIX века, в XX веке после Октябрьской революции двух- или трёхэтажные домики, в которых жили горожане, стали превращаться в коммуналки. Однако и в это время общность и удивительное ощущение того, что весь город – один большой тбилисский двор, в котором все друг друга знали, не покидало на протяжении всей жизни. Потом наступили девяностые годы, когда Грузия прошла через очень серьёзные испытания. Хочется надеяться, что они остались далеко позади, но жизнь настолько непредсказуема… Поэтому и возникло ощущение того, что надо успевать фотографировать те старые дома, которые идут под снос. Для меня большая трагедия в том, что эта жилая городская среда, которая была характерна для старого города, постепенно уходит. Оглянуться не успеешь – и там, где жили твои друзья и знакомые, сегодня вырастают гостиницы. А хочется, чтобы в этом городе по-прежнему за каждым окном жили люди, с которыми тебя связывают дружеские отношения уже не первый год.

– С чего началось Ваше увлечение фотографией? Знаю, что вы окончили филологический факультет.

– Мне повезло, в 1983 году я начал работать в Доме при Главной редакционной коллегии по художественному переводу и литературным взаимосвязям. Это был синтез музея и дома, через который проходили многие деятели русской и зарубежной культуры. Дом Смирновых, в который приходили поклониться вещам, сохранившимся в его стенах, приходили практически все, кто в какой-то степени был связан с культурой и литературой. Ведь именно в тбилисском особняке были сохранены лучшие портреты Александры Осиповны Смирновой-Россет и её личные вещи, связанные с именами корифеев русской культуры, русской литературы, от Пушкина и Лермонтова до Льва Толстого, Фёдора Достоевского. Работая в этом доме, мне надо было осваивать печатную машинку, а также и фотоаппарат. Тогда у меня появился первый Зенит ТТЛ. Жизнь фотографа – это зачастую упущенное мгновение, потому что либо ты остановил фотоаппаратом миг, либо не успел вовремя нажать на спуск и ситуация уже изменилась настолько, что приходится уже выбирать новый ракурс, снова попытаться соединить всё то, что тебе интересно и дорого в одном кадре, но это не всегда удаётся.

– Расскажите, пожалуйста, про Вашу работу в издании «Русский клуб».

– Для журнала, который я сегодня редактирую, тоже приходится часто фотографировать. Как редактор я наиболее точно могу определить, что должно пойти на обложку. Навыки в фотографии позволяют мне обходиться без услуг дополнительного фотокорреспондента.

В 2005 году общественная организация «Русский клуб» работала над изданием юбилейного альбома, посвящённого истории старейшего за пределами России русского драматического театра. Позже решено было попытаться выпустить ежемесячный журнал объёмом в 56 страниц. Этот эксперимент продолжается по сегодняшний день. Мы стараемся акцентировать внимание на традиционных русско-грузинских культурных связях. Пишем о тех страницах истории, о которых при советской власти вообще невозможно было упоминать. Прежде всего это темы, связанные с такими именами, как Борис Пастернак, Михаил Булгаков, Осип Мандельштам. Мой заместитель, Владимир Головин, ведет рубрику «Наследие». В ней он постоянно пишет о тех местах, событиях, которые не стоит забывать. У нас ведь и так очень много культурных потерь. Издаем серию книг «Русские в Грузии». В 2009 году издали альбом «Дом Смирновых в дар Грузии». Раздали участникам традиционного поэтического фестиваля, попросили передать в крупные библиотеки, учебные заведения. Один из экземпляров альбома попал в руки Светланы Спартаковны Белоус, режиссера Дома культуры Воскресенска. В 2018 году она побывала в Грузии, ознакомилась с музеем Смирновых, а позже предложила организовать выставку моих фотографий и выступить с сообщением в музее-библиотеке Николая Гоголя в Москве.

Сегодня мы немного прогулялись по вашему городу, были в совершенно поразительном, вроде бы немного выпавшем из времени краеведческом музее. Я себя поймал на мысли, что все эти постсоветские вещи, которые сегодня, может быть, не совсем адекватно воспринимаются, будут востребованы лет через 10-15, потому что в этом музее есть дух этого города, память о прошлом. Причём эта память достаточно большого диапазона, хотя акцент делается на советский период. Город, который смог построить фантастический Дворец культуры, в котором мы сегодня находимся. Я прошёлся по его залам, посмотрел на эти изумительные росписи, великолепное собрание живописи, и что меня радует – город по-прежнему подпитывает Дворец культуры. Необыкновенно насыщенная культурная, творческая жизнь, и это радует, потому что происходящее с культурой не только в России, но и вообще в целом на постсоветском пространстве оставляет желать лучшего. Разрушать мы научились, это можно сказать совершенно точно, а вот что будет затем… Если исходить из того опыта, что у нас уже есть, и который есть у наших родителей, у наших предков, мы знаем, что с нуля ничего не получается, нужен культурный слой, нужны люди — носители этой культуры, из которых может быть что-то проявится. Тем более на этой земле, которая пропитана этой великой русской литературой. Тут и Лажечников, тут же и Гоголь, который приезжает в подмосковное Спасское к Смирновым. Отреставрированная церквушка напротив Спасского меня до слёз тронула. Когда мы ещё прошлись на этот небольшой погост, чудом уцелевший, посмотрели на эти камни, на одном из них увидели фамилию Пушкина. Это всё дарит надежду на то, что связь поколений никогда не прервётся, и хочется надеяться, что будут вырастать новые поколения, которые будут вспоминать о своих корнях, о своём прошлом и заходя в музеи, и пытаясь по крупицам собрать информацию об этих имениях, о людях, которые жили и творили на этой земле, будут чувствовать, что они не появились на пустом месте. Дай Бог, чтобы эта память, история никогда не прерывалась.

– Вам ближе редакторская работа со словом или фотография?

– Конечно, и в том и в другом своя специфика. Однако в последние годы появилось очень много фотопроектов, сопровождаемых текс-том. В принципе, любая фотография, особенно если она хорошая и качественная, это всегда какой-то маленький рассказ. Иногда это короткая новелла, иногда попытка написания романа в одном кадре – такое тоже бывает. Я знаю, что больше склонен фотографировать архитектурные, природные пейзажи. Появление человека в кадре – тут для меня уже начинаются проблемы, хотя это очень интересно. Если человек неслучайный, тут уже зарождается история. Начинается новый простор, новые какие-то рамочки для фотографии, это бывает иногда очень интересно. Однажды я сделал серию чёрно-белых фотографий и выложил часть на Фейсбуке. Меня поразило с какой живостью откликнулись люди на каждый из этих снимков. Для очень многих вдруг за портретом одиноко стоящего на тбилисской улочке человека появилось столько ассоциаций: кто-то увидел своего дедушку, кто-то заговорил о том, что в соседнем дворе жил точно такой же мужик. Фотография в этом плане делает свою удивительную работу – отшелушивает все наносное, показушное и выдаёт документ эпохи.

– Скажите, Вы любите снимать, где присутствуют люди или пейзажи и архитектура?

– Честно говоря, мне нравится и одно, и другое, и третье. Иногда хочется выехать в какое-то место или просто остановится переночевать и ранним-ранним утром поставить штатив, навести камеру, погрузиться в этот мир и ждать тот миг, который тебе нужен, чтобы получить идеальный кадр. С другой стороны, когда приезжают туристы и я работаю в качестве экскурсовода, тут уже надо исходить из той реалии в которую попадаю. Фотография, как я уже говорил, – вечная попытка остановить мгновение. На выставке у меня есть один кадр, сделанный со смотровой площадки, чуть выше селения Гудаури на Военно-Грузинской дороге, там, где три всадника появляются на линии горизонта. Восемь или девять кадров я успел сделать и каждый из этих кадров совершенно не похож на другой, потому что молодые люди на конях то съезжались, то разъезжались в разные стороны и надо было просто.

– Близки ли Вам современные цифровые способы обработки фотографии?

– Нет. У меня была какая-то примитивная программа, потом завёлся вирус в компьютере, систему переустановили и программа исчезла. Сколько я не пытался её отыскать, выяснилось, что она уже отжила своё. А освоение Фотошопа требует определённого времени… Есть ощущение того, что рано или поздно придётся, никуда от этого не деться. Уже в 80-е годы прошлого века я привык смотреть фрагментарно. Поскольку плёнка ограничивалась 36 кадрами, очень жёстко шёл отбор что снимать, а что нет, как компоновать кадр, потому что каждый лишний кадр – удар по твоему бюджету, и потом, никто из любителей не таскал с собой запасную плёнку, зарядку невозможно было сделать на улице. Сегодня можно поставить мощную карту памяти и снимать, как и делают большинство любителей. Фотографируют, но ради чего – не всегда поймёшь. У меня осталась старая привычка – подход к каждому кадру: выстроить, снять так, чтобы дальнейшая постобработка была минимальной. И кадрирование у меня происходит целиком в момент нажатия спуска. Современная техника позволяет в момент съёмки получать максимально то изображение, которое тебе нужно.

 Беседовал Вадим Мартынов

#куйбышевец #воскресенск #отпервоголица #интервью #грузия #фотоискусство #русскийклуб #усадьбаспасское #воскресенскийкраевед